Звоните: +7-498-315-19-81 Пишите: istr_cbs@mosreg.ru Заходите: МО, г. Истра, ул. 9 Гвардейской дивизии, д. 49

Библиотеки Истринской централизованной библиотечной системы

Решаем вместе
Хочется, чтобы библиотека стала лучше? Сообщите, какие нужны изменения и получите ответ о решении

«Король капусты»

к 155-летию американского писателя О.Генри

(Уильяма Сидни Портера, 1862-1910 гг.)

 

Детство.

11 сентября 1862 года, в местечке Сентер, недалеко от городка Гринсборо, штат Северная Каролина, родился малыш, который даже представить себе не мог, какая удивительная судьба ему предначертана.

Когда мальчику было три года, от туберкулеза умерла его мать, и он как будто сразу же лишился детства. Уильям совсем её не помнил. Однако унаследовал от неё любовь к литературе и искусству и особый жестковатый юмор. Что-то было и от отца, Олджернона Сидни, доброго и рассеянного чудака, который после смерти жены стал пить, хотя ранее был вполне успешным врачом. А передав детей на воспитание тётке, отец Уильяма вообще поселился в сарае над домом, где проводил время, изобретая вечный двигатель и летательную машину.

Ребенок воспитывался тетушкой, Эвелиной Портер, которая заведовала частной школой для девочек, где юный Уильям и получил начальное образование. Тетка Лина была типичной американкой и терпеть не могла Олджернона из-за его фантазий.

Занятия в школе проводились в гостиной дома Портеров, она была «домашне-семейной», поэтому по пятницам в ней бывали угощения и рассказывание историй по кругу, а летом экскурсии в лес, на речку… Уильям проучился здесь 9 лет. А в 12 лет, увлеченный жаждой приключений,  убежал к океану вместе со своим другом.  Но денег не хватило и на крыше товарного вагона мальчики вернулись домой.

Со сверстниками Уильям сходился плохо, со старшим братом отношения не ладились.  Тетка была сурова. Спасали книги. С тринадцати до девятнадцати лет Уильям прочитал В. Скотта, Ч. Диккенса, У. Теккерея, А. Дюма, В. Гюго, М. Рида, а также «Энциклопедический толковый  словарь»  Вебстера, с которым не расставался несколько лет.

 

На ранчо в Техасе.

Первые годы карьеры Уильяма Портера связаны с аптекой дяди, где он встал за прилавок продавать микстуры от кашля и порошки от блох. Это плохо повлияло на его здоровье, но помогло в литературном опыте.  Достаточно вспомнить продавца микстур из рассказа «Джефф Питерс как персональный магнит». Там есть такие строчки: «Больше всего я люблю слушать его рассказы о днях его молодости, когда он торговал на улицах мазями и пилюлями от кашля, жил впроголодь, дружил со всем светом и на последние медяки играл в орлянку с судьбой».

Американская аптека, особенно в маленьком городке, это что-то среднее между магазином, баром и клубом. Конечно, там всегда обсуждались местные новости и звучали рассказы. Юный Портер впитывал их, как губка. Впрочем, рецепты мазей и порошков тоже помнил наизусть полторы тысячи, поэтому без труда получил диплом фармацевта.

Когда у Билли открылся кашель (предвестник туберкулёза матери), родные всполошились. Врач посоветовал отправить юношу в Техас, где воздух сухой и тёплый. Там у сыновей доктора было большое ранчо, где Билл прожил и проработал два года. Описание детских впечатлений позже появятся в рассказе «Санаторий на ранчо». Вот несколько строк из него:

«В Ринконе, в ста милях от Сан-Антонио, они сошли с поезда и пересели в таратайку, которая ждала Рейдлера на станции, после чего покрыли еще тридцать миль, прежде чем добрались до места своего назначения. Именно эта часть путешествия могла бы, казалось, открыть подозрительному Мак-Гайру глаза на подлинный смысл его пленения. Они катили на бархатных колесах по ликующему раздолью саванны. Пара резвых испанских лошадок бежала ровной, неутомимой рысцой, порой по собственному почину пускаясь вскачь. Воздух пьянил, как вино, и освежал, как сельтерская, и с каждым глотком его путешественники вдыхали нежное благоухание полевых цветов. Дорога понемногу затерялась в траве, и таратайка поплыла по зеленым степным бурунам, направляемая опытной рукой Рейдлера, которому каждая едва приметная рощица, мелькнувшая вдали, служила знакомой вехой, каждый мягкий изгиб холмов на горизонте указывал направление и отмечал расстояние.»

«Мак-Гайр окинул взглядом непривычную, для него картину. Дом на ранчо Солито считался лучшим в округе. Он был сложен из кирпича, привезенного сюда на лошадях за сотню миль, но имел всего один этаж, в котором размещались четыре комнаты, окруженные верандой с земляным полом, носившей название «галерейки». Пестрый ассортимент лошадей, собак, седел, повозок, ружей и всевозможных принадлежностей ковбойского обихода поразил столичное око прогоревшего спортсмена.»

«Рейдлер ввел Мак-Гайра в комнату, расположенную на восточной стороне дома. Не застеленный пол был чисто вымыт. Свежий ветерок колыхал белые занавески на окнах. Большое плетеное кресло-качалка, два простых стула и длинный стол, заваленный газетами, трубками, табаком, шпорами и ружейными патронами, — стояли в центре комнаты. Несколько хорошо выделанных оленьих голов и одна огромная, черная, кабанья смотрели со стен. В углу помещалась широкая парусиновая складная кровать. В глазах всех окрестных жителей комната для гостей на ранчо Солито была резиденцией, достойной принца. Мак-Гайр при виде ее широко осклабился.»

Обязанности у Портера были незначительные: он пас овец, кашеварил, иногда ездил в заброшенный порт. Ночевал прямо на улице под деревьями. Уильям вызывал всеобщую симпатию, он хорошо  играл на гитаре, забавно рассказывал интересные истории.

Здесь он встретил будущих героев своих произведений — ковбоев (и хорошо изучил их жизнь), а так же беглых каторжников, жуликов и бродяг.

А ещё в совершенстве овладел испанским языком, чуть хуже французским и немецким. И, конечно, пополнил свой запас удивительных историй.

Здесь на ранчо он снова начал рисовать. Однажды к ним приехал золотоискатель из Колорадо, который писал свои воспоминания. И Портер нарисовал 40 иллюстраций к его записям.

Он всегда много читал, занимался самообразованием, прекрасно знал мифологию и фольклор, был очарован арабскими сказками. Фольклорные, библейские и восточные мотивы он позднее вплетал в свои новеллы.

 

Остин.

Двадцати двух лет от роду (1884 г.) Уильям Сидни Портер перебрался в столицу штата Остин. Работал провизором в аптеке, затем служил клерком в агентстве недвижимости.

В 1885 году он познакомился с семнадцатилетней Этол Эстес. Она увлекалась литературой и музыкой, сама сочиняла, пела и танцевала. Казалось, молодые люди поистине «родственные души». Но мать и отчим Этол не давали им своего благословения, их смущала не только бедность Билла, но и болезненная наследственность обоих влюбленных – ведь отец девушки тоже умер от чахотки. Молодые люди решили обвенчаться тайно. Родители в конце концов смирились и приняли молодых под свой кров.

Портер самостоятельно освоил новую профессию чертежника-землемера и начал работать в Земельном управлении штата.  Работа увлекла его, он не только чертил земельные планы, но и создал целую фреску на тему нравы местных служащих. Вскоре он начал писать юморески, а одна детройтская газета взялась их публиковать. Этол всячески поддерживала Уильяма в его литературных начинаниях. Но вскоре в семье начались несчастья: сначала умер новорожденный сын, затем, после родов дочки Маргарет Роуз в 1889г, тяжело заболела и Этол. Уильям оказался хорошим отцом и мужем. Он много занимался с дочерью, читал ей сказки, рассказывал разные истории, придумывал игры.

Портер принялся искать более доходное место. По протекции ему удалось поступить на службу в Остинский национальный банк кассиром. Этот шаг впоследствии оказался роковым.  У него не было способностей и достаточных навыков для этой работы, он был доверчив и простодушен, но все-таки надел брюки в полоску – обязательную униформу банковского служащего. Кто мог подумать, что вскоре весь его костюм будет в полоску, а небо в клетку!

Понятно, что никакого интереса к работе за кассой у Портера не было. Он с удовольствием играл в любительских спектаклях, смешил друзей забавными карикатурами и весёлыми рассказами, наконец, писал заметки и юморески в газету.

Войдя во вкус, он даже основал собственный юмористический еженедельник «Роллинг Стоун» (Перекати-поле). Но предпринимательской хватки у Портера тоже не было, и примерно через год еженедельник прекратил существование.

Бегство в Гондурас.

Однако талантливого автора заметили. Из Хьюстона пришло заманчивое предложение: занять должность редактора юмористического отдела ведущей городской газеты «Хьюстон пост». Портер уволился из банка и вместе с женой и дочкой переехал в Хьюстон.

И тут как гром среди ясного неба: ревизия в Остинском банке выявила крупную недостачу – более чем в пять тысяч долларов. Портер был арестован, правда, сразу выпущен под залог. Много лет спустя, уже в середине XX века, исследователи установили, что в банке кто-то поживился за спиной недотепы-кассира, свалив на него растрату.

Каким образом производились такие «заёмы» банковских средств замечательно описывается в рассказе «Друзья из Сан-Розарио».

«(ревизор Неттлвик)— Я считаю, сэр, что дела вашего банка находятся в отменном состоянии, учитывая неурожайный год и неблагоприятную конъюнктуру в скотопромышленности по вашему штату. Счета и книги ведутся аккуратно и точно. Просроченных платежей немного, и убыток по ним предвидится сравнительно небольшой. … Теперь еще только одно дело, и я буду считать ревизию законченной. Вот здесь передо мной шесть документов, всего на сумму около сорока тысяч долларов. В обеспечение этой суммы, согласно описи, представлены различные акции, облигации и другие бумаги общей ценностью на семьдесят тысяч долларов. Однако здесь, в делах, указанные бумаги отсутствуют. По всей вероятности, они у вас хранятся в сейфе или в кладовых банка. Я хотел бы с ними ознакомиться.

         Майор Том смело устремил свои голубые глаза на ревизора.

         — Нет, сэр, — сказал он тихим, но твердым голосом, — ни в сейфе, ни в кладовых этих ценностей нет. Я взял их. Можете считать меня лично ответственным за их отсутствие.

         Дрожь волнения прохватила Неттлвика. Этого он никак не ожидал. Под самый конец охоты вдруг напасть на след — и на какой след!

         — Вот как, — сказал ревизор. Затем, выждав немного, спросил: — Может быть, вы объясните несколько подробнее?

         — Ценности взял я, — повторил майор. — Взял не для себя лично, но чтобы выручить старого друга, который попал в беду. Пройдемте в кабинет, сэр, там нам будет удобнее беседовать на эту тему.

         Он повел ревизора в кабинет, находившийся в глубине помещения, и, войдя, затворил за собой дверь. …

         Майор пододвинул кресло Неттлвику, а сам уселся у окна, откуда ему видно было здание почты и украшенный лепкой известняковый фасад Национального Скотопромышленного банка. Он не спешил начинать разговор, и Неттлвик решил, что, пожалуй, легче всего будет проломить лед с помощью чего-то почти столь же холодного — официального предупреждения.

         — Вам, разумеется, известно, — сказал он, — что ваше заявление, если только вы не найдете возможным от него отказаться, чревато крайне серьезными последствиями. Вам также известно, что я обязан предпринять, получив такое заявление. Я должен буду обратиться к комиссару Соединенных Штатов и сделать…

         — Знаю, все знаю, — перебил майор Том, останавливая его движением руки. — Неужели вы думаете, что президент банка может быть не осведомлен в вопросах финансового законодательства! Исполняйте свой долг. Я не прошу никакого снисхождения. Но раз я уже упомянул о своем друге, я хотел бы рассказать вам про Боба.

         Неттлвик поудобнее устроился в кресле. Теперь уже не могло быть и речи о том, чтобы сегодня же уехать из Сан-Розарио. Придется немедленно телеграфировать Главному контролеру; придется испросить у комиссара Соединенных Штатов ордер на арест майора Кингмена; возможно, за этим последует распоряжение закрыть банк ввиду исчезновения ценных бумаг, представленных в обеспечение ссуды. Это было не первое преступление, раскрытое ревизором Неттлвиком. Раз или два в жизни ему случилось вызвать своими разоблачениями такую бурю человеческих страстей, что под ее напором едва не поколебался невозмутимый покой его чиновничьей души. Бывало, что солидные банковские дельцы валялись у него в ногах и рыдали, точно женщины, моля о пощаде — об отсрочке, о снисхождении к одной-единственной допущенной ими ошибке. Один главный бухгалтер застрелился за своим столом у него на глазах. И ни разу он не встречал человека, который в критическую минуту держал бы себя с таким хладнокровным достоинством, как этот суровый старик из западного городка. Неттлвик почувствовал, что такой человек имеет право на то, чтобы его хотя бы выслушали со вниманием. Облокотясь на ручку кресла и подперев свой квадратный подбородок пальцами правой руки, ревизор приготовился слушать исповедь президента Первого Национального банка Сан-Розарио.»

Портер и не рассчитывал оправдаться в суде. Билл решил уехать в Гондурас, откуда преступников не выдавали, а через три года истекал срок давности по уголовным делам такого рода.

Все время пребывания в Гондурасе  Уилл жил в городке Трухильо, который он вывел в своем произведении «Короли и капуста» под названием Коралио.

«Ну какой же это город! — сказал Гудвин с улыбкой. — Так, городишко банановый! Соломенные лачуги, глинобитные домики, пять-шесть двухэтажных домов, удобств мало; население: помесь индейцев с испанцами, карибы и чернокожие. Развлечений никаких. Нравственность в упадке. Даже тротуаров порядочных нет. Вот вам описание Коралио, очень, конечно, поверхностное».

Так характеризовал город один из героев книги. Едва ли вымышленный Коралио сильно отличался от реального Трухильо: жизнь была скучной и однообразной, но (что для Портера было весьма важно!) дешевой. Особенно радовали цены на алкоголь (как местный, так и тот, что завозился контрабандой), в котором изгнанник всё чаще искал и находил отраду.

Впрочем, место было живописное и радовало глаз тех, кто приближался к нему с моря:

«Город лежал у самого моря на полоске наносной земли. Он казался брильянтиком, вкрапленным в ярко-зеленую ленту. Позади, как бы даже нависая над ним, вставала — совсем близко — стена Кордильер. Впереди расстилалось море — улыбающийся тюремщик, еще более неподкупный, чем хмурые горы. Волны шелестели вдоль гладкого берега, попугаи кричали в апельсинных и чибовых деревьях, пальмы склоняли свои гибкие кроны, как неуклюжий кордебалет перед самым выходом прима-балерины».

В этой стране судьба свела Портера с приятным джентльменом — профессиональным бандитом-грабителем Элом Дженнингсом. Много позже Дженнингс, отложив револьвер, взялся за перо и создал мемуары, в которых вспоминал знакомство с Портером, переросшее в многолетнюю дружбу.

Интересный факт. Широко используемый сегодня термин «банановая республика» ввёл в обиход именно О.Генри в своём произведении «Короли и капуста». Действие происходит в вымышленной маленькой латиноамериканской стране под названием «Анчурия», которую сам писатель характеризует как «банановая республика»: основной статьёй дохода страны является экспорт тропических фруктов в США. Население страны живёт в безделье и повальной нищете, правительство поголовно коррумпировано и играет в революции.

Все эти месяцы Портер переписывался с Этол. Писал он (видимо, из соображений конспирации) редко — примерно по письму в месяц. Как часто ему отвечала жена, неизвестно, но известно, что связь была двусторонней.

Этол с дочкой жили у её родителей. Отсутствие супруга, как ни странно, благотворно повлияло на молодую женщину. Она стала серьезнее относиться к жизни и к материнским обязанностям. Теперь много времени проводила с дочерью, играла с ней, читала, занималась. Никогда и нигде до той поры не работавшая, она взялась за рукоделие — вышивку и небезуспешно продавала свои изделия через знакомую, владевшую дамским магазином. В связи с этим приведем интересное наблюдение одного из биографов писателя, характеризующее Этол в последний год ее жизни: «Можно сказать, что ничто и никогда в жизни Этол не меняло ее так сильно, как ощущение постепенной утраты этой жизни. В последний год своего земного существования, оказавшаяся не только перед фактом ареста мужа, а затем и его бегства, но и прогрессирующей собственной болезни, она вдруг, казалось, как-то сразу выросла, превратившись из вздорной девчонки во взрослую женщину, — отважную и самоотверженную. Ни панических суждений и настроений, ни одного горького слова или жалобы — никто из знавших ее в это время не слышал».

Между тем здоровье Этол действительно ухудшалось. Температура не спадала, не отступал кашель. Кровь горлом не шла, но после каждого приступа платок окрашивался алыми сгустками.

По прошествии стольких лет трудно установить, кто из семьи написал Портеру о состоянии жены и попросил его вернуться. Содержалась ли эта просьба в письме миссис Роч или о возвращении его просила сама Этол, достоверно неизвестно. Однако Бетти Холл, через которую беглец передал два или три послания, утверждала, что именно Этол «умоляла его вернуться и очистить свое имя». По ее словам, Портер согласился вернуться после того, как по его просьбе в суд обратились поручители, и судья гарантировал, что он не будет арестован по прибытии.

Шесть месяцев прожила Этол после возвращения мужа. Он заменил ей сиделку, проводил рядом дни и ночи напролет. Миссис Роч вспоминала: «Всё его время и мысли были подчинены тому, чтобы облегчить ее существование. Они были счастливы, хотя наверняка оба сознавали, что конец недалек». В то же время вне взгляда жены Портер был неизменно мрачен и погружен в свои невеселые думы. Та же миссис Роч утверждала, что зятя тяготило не только безнадежное состояние жены, но и грядущий суд — он был уверен, что будет осужден и посажен в тюрьму.

25 июля 1897 года Этол умерла. Ей было всего 29 лет.

В тюрьме.

Процесс длился три дня и 17 февраля суд присяжных вынес вердикт «виновен», Уилл не сказал на суде ни слова (как признавался он потом — его просто парализовало от необходимости что-то доказывать) и получил пять лет тюрьмы. Один из присяжных позднее признавался: «Мне жаль мистера Портера. Это был очень приятный молодой человек, спокойный, вежливый, сдержанный. Он совершенно ничего не сказал в свою защиту и вел себя так, словно был кем-то или чем-то напуган».

Что сильнее всего потрясает человека, впервые переступившего порог тюрьмы? Ощущение несвободы и бесправия, лязгающие замки, бессмысленно-равнодушные глаза охраны? Конечно. Но не это главное. Куда сильнее поражает «аромат тюрьмы». Это особый запах: непередаваемая смесь застарелого мужского пота, немытых ног, застоявшегося клозета, гуталина и тлена, несвежего дыхания, боли, унижения и страдания — затхлый и пронизывающий одновременно, — и тот, кто хоть однажды узнал его, не забудет уже никогда. Он ощущается еще «на свободе», перед воротами — до того, как вновь прибывший оказывается на «вахте», проходит контроль. Он нарастает по мере того, как недавно еще свободный человек поэтапно утрачивает связь с прежним существованием и превращается в «заключенного номер…». Сначала он расстается с вещами: костюм, рубашка, белье, ботинки, бумажник, часы, мелочь из карманов. Составляется и подписывается акт, вещи упаковывают в ящик и отправляют на склад дожидаться возвращения владельца — на три, пять, десять лет — сколько там ему «дали»… Затем санобработка: голый, босиком по холодному полу, под равнодушным взглядом охраны, прикрывая руками «срам», он идет в душ. Здесь его окатывают холодной водой, мажут подмышки и промежность жгучим антисептиком и тупой машинкой, выдирая волосы, изничтожают шевелюру. Запах отступает, его скрадывает унижение… Потом выдают тюремное: белье, робу, штаны, ботинки. Ведут в канцелярию и заполняют документы: имя, возраст, рост, вес, размер ноги, головы, статья, срок, профессия и т. п., фотографируют. Выдают постельные принадлежности, одеяло. Ведут дальше. Из административного блока он попадает в тюремный двор — запах и здесь ощутим, но заключенный почти не чувствует его — он глубоко вдыхает терпкий весенний воздух, насыщенный ароматом молодой травы и цветущих деревьев. Но дорога коротка, вот его вводят в главный корпус, и… запах обрушивается на него с сокрушительной силой: его ведут по металлическим гулким лестницам, длинным переходам, но он едва ли адекватно воспринимает то, что с ним происходит, — запах забивает ноздри, заполняет легкие, мешает дышать, слезятся глаза… Тяжелое дыхание тюрьмы — дыхание, насыщенное ароматом зла, — главное, что воспринимает тюремный неофит. Подробно эти ощущения описал Эл Дженнингс в своей книге.

В каторжной тюрьме города Колумбус, штат Огайо, Уильяма ждал изнурительный труд, душная камера без окон, карцер за малейшую провинность, а то и побои. Выручил диплом фармацевта – он стал работать в тюремной аптеке.

Так и вытянул свой счастливый билет осужденный У. С. Портер — точнее, теперь уже заключенный № 30 664.

Три недели спустя Портер писал своему тестю (это было первое письмо из тюрьмы в Коламбусе): «Волей случая уже в день приезда я очутился там, где едва ли рассчитывал оказаться, — по сравнению с другими мне очень повезло. Я — ночной фармацевт в тюремной больнице, и поскольку работа эта не слишком обременительна, и я, как и мои коллеги, живу при госпитале, то положение мое во сто крат легче, нежели у остальных 2500 заключенных. Нас здесь — всего четыре врача и двадцать пять человек медицинского персонала. Госпиталь занимает отдельное здание, и это одно из наиболее хорошо оснащенных заведений в стране.

Мы, то есть те, кто трудится в госпитале, по сравнению с другими, живем очень неплохо. Мы едим добротную, хорошо приготовленную пищу в неограниченном количестве, спим в чистом и просторном помещении. Мы можем передвигаться по территории и не скованы строгими правилами, как все остальные. Я заступаю на дежурство в пять часов вечера и заканчиваю в пять утра. Работа похожа на работу в аптеке: выписка рецептов, приготовление лекарств и т. п., так что к десяти часам я обычно с этим управляюсь. В семь часов вечера я беру свою медицинскую сумку и вместе с дежурным врачом отправляюсь в главное здание — осмотреть тех, кто заболел в течение дня.

Доктор уходит отдыхать в десять вечера, с этого времени и на всю ночь я пользую пациентов самостоятельно, хожу на вызовы, наделяю лекарствами. Если мне кажется, что случай серьезный, отправляю больного в госпиталь и передаю его под опеку врача».

С врачами — непосредственным «начальством» — тоже повезло. Главным врачом в больнице работал Джон Томас. Он не был заключенным. Это был опытный доктор, хотя и суховатый человек. Поэтому людей мерил не человеческими, а прежде всего профессиональными качествами. Сохранился отзыв доктора Томаса: «Думаю, мне повезло заполучить в свою команду Сиднея Портера, поскольку он был лицензированным фармацевтом, к тому же весьма компетентным. На самом деле он мог делать всё, что связано с лекарствами». Ему вторит и другой врач — Джордж Уиллард, «ночной доктор», непосредственный начальник Портера: «Больных осужденных или объявивших себя таковыми доставляли в госпиталь под охраной. Они выстраивались в очередь у стойки фармацевта, и он выдавал им лекарства согласно моему предписанию. Это входило в обязанности Портера: знать на память несколько сотен лекарственных средств — как по названию, так и по номеру предписания, и наделять ими заключенных быстро и без ошибки. Он никогда не ошибался».

А по ночам писал рассказы. Здесь, в тюрьме, он почерпнул множество новых наблюдений и сюжетов. Здесь родился один из первых рассказов, написанных, можно сказать, с натуры. Взломщик Дик Прайс, обладавший удивительным даром открывать любые, даже самые хитроумные, кодовые замки и сейфы и делавший это не при помощи какого-то особого инструмента, а голыми руками рассказал свою историю.

«Вот глядите, я провожу черту напильником по самой середине ногтей и спиливаю их до тех пор, пока не обнажатся нервы. После такой операции пальцы мои приобретают такую чувствительность, что ощущают малейшее сотрясение. Эти самые пальцы я держу на циферблате замка, а правой рукой тихо пробую различные комбинации. Легкое дрожание затвора, когда он проходит через ту отметку, на которую поставлена комбинация, передается моим нервам; тогда я останавливаюсь и начинаю крутить назад. Этот фокус всегда мне удавался».

И вот однажды в одном банке случился скандал: кассир, обвиненный в растрате, закрыл сейф и сбежал. В сейфе находились очень важные документы. Но открыть его никто не мог. Губернатор обратился к начальнику тюрьмы. Тот попросил Прайса открыть замок и обещал за это помилование. Дик открыл сейф (тем самым способом, со спиленными ногтями). Он уже умирал от чахотки, но очень надеялся выйти на свободу. Еще сильнее жаждала этого мать — Дик был ее единственным сыном. Но губернатор не помиловал его, и вскоре заключенный умер.

Такова реальная история. В ней нет счастливого финала. И не могло быть по определению. А в рассказе О. Генри он есть.

В рассказе «Превращение Джимми Валентайна» молодой взломщик, решивший начать честную жизнь, попадает в ситуацию, когда нужно спасти девочку, дочь банкира, случайно оказавшуюся внутри запертого сейфа. Его опознали и должны посадть в тюрьму. Но Портер изменил окончание истории. В его версии сыщик, который шёл по следу взломщика, может защелкнуть наручники на его запястьях, но… не делает этого. Герой рассказа говорит своему преследователю:

«– Здравствуй Бен! Добрался-таки до меня! Ну что ж, пойдём. Теперь, пожалуй, уже всё равно.

И тут Бен Прайс (сыщик) повёл себя довольно странно.

– Вы, наверное, ошиблись, мистер Спенсер, — сказал он. — По-моему, мы с вами незнакомы. Вас там, кажется, дожидается экипаж.

Бен Прайс повернулся и зашагал по улице.»

Замечательная история с традиционным для О. Генри счастливым финалом.

В жизни нет места чуду. Жизнь жестока. Она отнимает, а не дает надежду. Так почему же история писателя должна ранить человека, говоря эту самую правду? Кому нужна такая правда, которая отвращает от жизни, а не помогает жить; заставляет отчаиваться, озлобляет, а не утешает и дает силы существовать дальше?

Безусловно, такая философия творчества была сознательным выбором. Источником ее был, конечно, не только собственный опыт писателя (хотя и о нем забывать нельзя), но и тот скорбный мартиролог человеческих судеб, что прошли перед его глазами в тюремные годы и навечно запечатлелись в его памяти и душе. И становится понятно, что если бы не было У. С. Портера — «заключенного № 30 664», тюремного аптекаря, то не появился бы и писатель «О. Генри».

Кстати, почему О.Генри?

Каждый из писавших о нем неизменно выдвигал свои версии происхождения псевдонима. Кто-то утверждал, что псевдоним «родом из Гринсборо», поскольку, будучи аптекарем, писатель постоянно пользовался фармацевтическим справочником Этьена Оссиана Генри — сокращенно О. Генри. А кто-то был уверен, что «отцом» псевдонима являлся некий чернокожий техасский ковбой по прозвищу «Олд Генри». Иные полагали, что имя писатель позаимствовал у тюремного охранника Оррина Генри, другие — у приятеля по репортерским дням в «Пикаюне».

Всё это версии. И среди них наверняка есть верная. Но доискиваться до истины в этом вопросе — дело неблагодарное. Вспомним хотя бы об отношении нашего героя к так называемой правде! Сам О. Генри относился к своему новому имени без пиетета. Как-то, через несколько лет, на вопрос своего нью-йоркского приятеля Р. Дэвиса о происхождении псевдонима довольно легкомысленно ответил: «Он неплохо смотрится в печатном виде и к тому же произносится легко».

Как бы там ни был, подписывая очередной рассказ новым псевдонимом, писатель сказал: «Я глубоко похороню Билла Портера. Никто никогда не узнает, что я столовался на каторге в штате Огайо».

За примерное поведение Портера освободили через три года и три месяца. 25 июля 1901 года он вышел на свободу и всю государственную субсидию (5 долларов) для начала честной жизни отдал арестантам на табак.

Выходя за тюремные ворота, он произнёс фразу, которую следовало бы написать крупными буквами над зданиями судов во всём мире: «Тюрьмы могли бы оказать известную услугу обществу, если бы общество выбирало, кого туда сажать

В Нью-Йорке.

На свободу вышел другой человек – О.Генри.

Около года он прожил в Питсбурге с дочерью Маргарет и родителями жены. Редакторы газет и журналов настоятельно звали его в Нью-Йорк. В 1902 году О.Генри переехал в город, который называл потом «Вавилон-на-Гудзоне» и «Багдад-над-Подземкой».

В первый год он опубликовал 17 рассказов. На следующий год владелец газеты «Нью-Йорк Уорлд» Джозеф Пулитцер заключил с О.Генри контракт: писать новеллу в каждый воскресный выпуск, гонорар — 100 долларов. Он стал известным и обеспеченным писателем, желанным автором для многих изданий.  Дело в том, что читатели массовых газет и журналов не любили длинных текстов, философских рассуждений и трагических сюжетов. Новеллы О.Генри отвечали всем этим требованиям, но, в тоже время, они не были примитивным «чтивом»: автор был и философом, наблюдающим жизнь с мудрой улыбкой, и поэтом, воспевающим любовь и природу негромким голосом, и, конечно, художником, мастером слова. Даже торопливость, с которой работал О.Генри, не сильно вредили его новеллам. Однако он сам в минуты упадка духа очень критично высказывался о своих произведениях: «Я неудачник. У меня беспрестанное чувство, что следовало бы вернуться назад и начать все с начала. Но откуда, с какого момента? Мои рассказы? Они мне не нравятся. Мне тяжко, когда меня узнают в толпе или представляют кому-нибудь как знаменитого автора. Это выглядит как ярлык с дорогой ценой на грошовом товаре».

Короли и капуста.

У писателя завелись деньги, но вот деньги не любили его, словно стремились поскорее улизнуть из его карманов, из его гостиничного номера. Он часто раздавал деньги нуждающимся, пропивал со случайными знакомыми. Брал авансы в редакциях и вновь оказывался в кабале.

Иной раз посыльный из редакции приходил за рукописью.

– Готов ли рассказ?

– Готов, готов, – отвечал О.Генри. И показывал чистый лист с цифрой «1» в верхнем углу. Затем нумеровал ещё четыре. После этого говорил: – Ну, теперь я, с вашего позволения, передохну.

Передохнув и подкрепившись стаканчиком виски, О.Генри садился к столу и писал рассказ на одном дыхании, без исправлений. Счастливый посыльный хватал рукопись с непросохшими чернилами и нёсся в редакцию.

В 1904 году была опубликована первая книга О.Генри «Короли и капуста» – не роман и не повесть, а несколько новелл, объединённых настроением, местом действия, несколькими персонажами, появляющимися в разных эпизодах,– сам автор называл книгу «комедией, сшитой из пестрых лоскутьев». Отсюда и диковинное название: оно взято из стихотворения Льюиса Кэрролла, помещённого в книге «Алиса в Зазеркалье»:

…О башмаках и сургуче,

Капусте, королях,

И почему, как суп в котле,

Кипит вода в морях…

В Англии и Америке книжки о приключениях Алисы знают наизусть, поэтому сказать «короли и капуста» – это всё равно, что в Италии сказать «тутти фрутти», а в России – «всякая всячина».

Затем начали выходить и сборники новелл О.Генри. Казалось, запас сюжетов автора неистощим. Новыми героями и героинями рассказов стали простые обитатели большого города: служащие, продавщицы магазинов, официантки в закусочных, бедные художники и просто опустившиеся люди, бродяги. Но под пером О.Генри они превращались в рыцарей и злодеев, золушек и дон-кихотов.

«Одна из величайших книг в мире – это повседневная жизнь, – считал писатель. – Тот, кто смотрит на жизнь проницательным взглядом, сможет увидеть под тонким покровом повседневности романтические, трагические и комические представления, которые разыгрывают актеры – великие и малые, попирающие подмостки Вселенной».

Однако годы шли, писатель работал всё медленнее. Тем больше ценились его новеллы, гонорары доходили до пятисот долларов за рассказ.

В 1905 году Пулитцер заказал О.Генри рождественский рассказ – лучше его никто не напишет. Писатель как всегда затягивал, посыльные возвращались ни с чем. Наконец, к нему пришёл художник, которому заказали иллюстрацию к ещё не существующему рассказу.

– Хотя бы скажите, о ком и о чём будет идти речь? – взмолился художник.

– Я скажу вам, что рисовать, дружище, – сказал О.Генри. – На кровати бок о бок сидят мужчина и женщина. Они говорят о приближающемся Рождестве. Мужчина вертит в руках футлярчик от карманных часов. У женщины… А впрочем, вы прилягте тут на кушетку, рассказ скоро будет готов.

О.Генри налил себе шотландского виски и погрузился в работу. Так рождался лучший рождественский рассказ «Дары волхвов»: о двух любящих супругах, о том, как жена остригла и продала свои роскошные волосы на парик, чтобы купить мужу золотую цепочку для часов, а муж продал свои золотые часы, чтобы купить жене набор черепаховых гребней… Эти дары ценнее золота, драгоценностей, любовь и преданность вообще бесценны.

Вероятно, задумывая эту новеллу, О.Генри вспомнил золотые часики, подаренные ему женой в час расставанья… А вообще он не любил писать о той, прошлой своей жизни. Но она сама порой вторгалась в настоящее.

 

Фирменный двойной финал.

Как-то раз О.Генри встретил своего давнего друга Эла Дженнингса.

– Что поделываешь, старина? – спросил Эл.

– Скрываюсь, – ответил О.Генри.

– Как, опять?! Ты же своё отсидел.

– Не от закона. Хуже. От женщины!

История такова: жила-была в Гринсборо девушка Салли. Очень ей нравился ученик аптекаря Билл. Особенно ей нравилось слушать его рассказы, смотреть, как он потешно изображает знакомых горожан. Однажды за каретным сараем Билли поцеловал Салли… А потом он уехал. Далеко, в Техас. Рассказывали, что Билл вляпался в дурную историю, и его посадили в тюрьму… Салли так и не вышла замуж, переехала в Эшвилл, думала, забудется… И вот однажды, читая рассказ какого-то О.Генри, она словно увидела знакомых людей из родного городка, будто услышала интонацию Билла Портера.

Салли Коулмен написала письмо в редакцию, его передали О.Генри. Он не хотел будить призраков прошлого, да к тому же опасался, что всплывут темные пятна его биографии. Но Салли была настойчива. Так настойчива, что О.Генри вступил в переписку. А затем и встретился с любовью юных лет.

Эл Дженнингс увидел О.Генри год спустя. Сказал другу, что зачитывается его рассказами. И спросил:

– Ну, ты разобрался с той женщиной, от которой скрывался?

– Да, с ней покончено, – хладнокровно ответил О.Генри.

– Ты её убил?!

– Нет, женился.

Действительно, в 1907 году О.Генри женился на Салли Коулмен. Он уехал с ней в Эшвилл, взяв с собой дочь. Салли полюбила Маргарет как родного ребёнка.

Но писатель не ужился в семье и вскоре вернулся в Нью-Йорк. Он по-прежнему писал рассказы для газет и журналов, выходили сборники. Но работа шла всё тяжелее, О.Генри много пил, иногда по две бутылки виски в день. У него был цирроз печени и диабет. Однажды он подхватил воспаление лёгких, его забрали в больницу, но ослабленный организм не справился с болезнью.

О.Генри умер на сорок восьмом году жизни, пятого июля 1910 года.
Говорят, во время панихиды в церковь ввалилась весёлая свадебная компания.

– Тише! Тише! – замахали на них руками.

– Кого провожают? – спросил жених.

– О.Генри.

Молодые тихо встали у гроба и перекрестились.
Казалось бы, смерть не терпит двойного финала. О.Генри нарушил и этот закон жанра.

* * *

Что бы мы делали без старого доброго О.Генри! Он был необходимым звеном, как бы завершающим эпоху Марка Твена и открывающим дверь в двадцатый век. А вот, поди ж ты, госпожа Высокая Литература не признает заслуг О.Генри. В многотомном издании «Всемирной литературы» ему не нашлось места.

Зато на родине О.Генри в городе Гринсборо есть музей писателя, там установлены скульптура автора и огромная каменная книга, раскрытая на рассказе «Дары волхвов».

А еще в 1918 году в США учредили литературную премию О.Генри за лучший рассказ, ее лауреатами становились Уильям Фолкнер, Джон Апдайк, Вуди Аллен, Стивен Кинг.

О.Генри  навсегда останется для нас писателем, которого никто не смог заменить. Дух, характеры и сюжеты О.Генри питают новые поколения веселых рассказчиков.

Список использованных источников:

Танасейчук, Андрей. О.Гени: Две жизни УильямаСидни Портера / Андрей Танасейчук .- М.: Молодая гвардия, 2013 .- 272с, ил.- (Жизнь замечательных людей; Вып.№ 1402)

Макеев, Сергей. Две жизни короля капусты[Электронный ресурс]/ Сергей Макеев .- Режим доступа: http://www.sovsekretno.ru/articles/id/2792/

.- 31.08.2017

Танасейчук, Андрей. О.Генри.Две жизни Уильяма Сидни Портера [Электронный ресурс]/ Андрей Танасейчук .- Режим доступа: https://coollib.com/b/263471/read .- 14.09.2017

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Прокрутить вверх
WordPress Lessons