Звоните: +7-498-315-19-81 Пишите: istr_cbs@mosreg.ru Заходите: МО, г. Истра, ул. 9 Гвардейской дивизии, д. 49

Библиотеки Истринской централизованной библиотечной системы

Решаем вместе
Хочется, чтобы библиотека стала лучше? Сообщите, какие нужны изменения и получите ответ о решении

«Поэт, единственный в своём роде…», к 195-летию А.А. Фета

«Фет – поэт единственный в своём роде,

… и он намного выше своего времени, не умеющего его ценить…»

А.К. Толстой

Семья. Детство.

Афанасий Афанасьевич Фет (Шеншин) родился 23 ноября 1820 года в деревне Новосёлки Орловской губернии, недалеко от города Мценска в родовом имении отца, Афанасия Неофитовича Шеншина.

Афанасий Неофитович много лет провёл на военной службе, начиная с 17 лет. За доблесть и отвагу был награждён орденами. В 1807 году по болезни ушёл в отставку в звании ротмистра. Род Шеншиных принадлежал к древним дворянским родам, но богатым отец Фета никогда не был.

Афанасий Неофитович был очень сдержан в проявлении чувств к жене и детям. В своих воспоминаниях Фет писал: «… мать видимо старалась угодить отцу. Но никогда я не видал малейшей к ней ласки со стороны отца. Утром при встрече и при прощаньи по поводу отъезда он целовал её в лоб, даже никогда не подавая ей руки… Изредка признаки ласки к нам, детям, выражались у него тем же сдержанным образом. Никого не гладя по голове или по щеке, он сложенными косточками кулака упирался в лоб счастливца и сквозь зубы ворчал что-то вроде: «Ну…».

Мать Фета, в девичестве Шарлотта Беккер, принадлежавшая по рождению к немецкой зажиточной бюргерской семье, была женщиной робкой и покорной. После принятия православия получила имя Елизаветы Петровны. Решающего участия в домашних делах не имела, но воспитанием сына по мере своих сил и возможностей занималась.

Интересна и отчасти таинственна история её замужества. До 1820 года жила она в Германии, в Дармштадте, в доме отца. Имея на руках малолетнюю дочь от первого брака с Иоганном Петером Фётом, она встретилась с 44-летним Афанасием Шеншиным, находившемся в Германии на излечении, тот увлёкся Шарлоттой. Кончилось тем, что он уговорил Шарлотту бежать с ним в Россию, где они обвенчались. Очень скоро по приезде в Россию Шарлотта родила сына, наречённого Афанасием Шеншиным, Фетом он станет позже, при весьма драматических обстоятельствах.

Детство Афанасия не было безоблачно счастливым (рядом с суровым отцом и беззащитной, непрестанно болеющей матерью), но и несчастным его назвать нельзя.

Всё же хорошего в нём было больше, чем плохого.

Находясь на домашнем обучении до 14 лет Фет в последствии вспоминал о «тупости учителей». Ему и в самом деле не очень везло с ними. По-человечески многие из них были совсем не так уж плохи. Первый учитель русской грамоты, мужик Афанасий далее «аз, буки и веди» не продвинулся, а запомнился более тем, что умел неподражаемо ворковать голубем. Семинарист Пётр Степанович, так и не сумев научить воспитанника читать, вскоре уехал в Орёл, получив там выгодное место. На десятом году Афанасия новый учитель-семинарист Василий Васильевич, принялся за дело обучения, для создания соревновательного духа было решено учить вместе с Фетом и приказчикова сына Митьку. Но никаких успехов в изучении наук не вышло, а польза была:  «при помощи Митьки у нас скоро развелось в доме множество пойманных птиц…» Вместо изучения истории мальчишки наблюдали за поставленными за окном силками и, увидев пойманную птичку, дружно вскакивали и бежали доставать «пленницу».

***

Мама! глянь-ка из окошка —
Знать, вчера недаром кошка
Умывала нос:
Грязи нет, весь двор одело,
Посветлело, побелело —
Видно, есть мороз.

Не колючий, светло-синий
По ветвям развешан иней —
Погляди хоть ты!
Словно кто-то тороватый
Свежей, белой, пухлой ватой
Все убрал кусты.

Уж теперь не будет спору:
За салазки, да и в гору
Весело бежать!
Правда, мама? Не откажешь,
А сама, наверно, скажешь:
«Ну, скорей гулять!»

9 декабря 1887

В конце концов Афанасий приохотился к чтению, особенно стихов, как немецких поэтов (мать обучила немецкой грамоте прежде, чем русской), так и отечественных. Он легко заучивал большие куски стихотворного текста, целые поэмы.

Одно из важных событий детства – знакомство с Пушкиным, произошло благодаря дяде, Петру Неофитовичу. Он дал племяннику рукописную книгу стихов, в которой были среди прочего поэмы Пушкина «Кавказский пленник» и «Бахчисарайский фонтан». Они стали подлинным откровением для Фета и принесли ему огромную радость.

На исходе 1834 года отец принял решение отправить сына учится в специальное учебное заведение в Германии. После экзамена Фета приняли в учебное заведение городка Верро (ныне Выру, Эстония), в пансион Крюммера. Строгая системность соблюдалась здесь как в процессе обучения воспитанников, так и в распорядке их дня. Большинство учеников были немцы, немецкий язык был обиходным, писались и сочинения на немецком языке. Тут Фет показал себя с самой лучшей стороны, его сочинения ставились в пример ученикам-немцам. Особенно Фет любил (и хорошо ему удавались) математика, физика и древние языки. Знания, полученные здесь, оказались знаниями на всю жизнь и очень помогли Фету в его литературных трудах.

«К сему иностранец Афанасий Фет руку приложил».

Во время пребывания Фета в пансионе произошло событие, имевшее большое влияние на его жизнь и совершившее в нём целый переворот.

Однажды Афанасию, носившему до этого фамилию Шеншин, пришло письмо от отца, в котором он писал, что отныне Афанасий в соответствии с исправленными официальными бумагами, должен именоваться сыном первого мужа матери, Иоганна Фета, — Афанасием Фетом. Дело в том, что родившийся мальчик был записан Афанасием Афанасьевичем Шеншиным, но это оказалось незаконным, так как Шеншин обвенчался с его матерью по православному обряду лишь в сентябре 1822 года, т.е. через два года после рождения сына и значит законным отцом его считаться не мог. Конечно, всё это могло остаться в тайне, но какие-то «добрые люди» донесли «куда надо» о беззаконии. Известно лишь, что именно осенью 1834 года (когда А. отправили на учёбу в пансион) орловские губернские власти стали интересоваться обстоятельствами его рождения и заключения брака между его родителями.

Афанасий испытал чувство настоящей катастрофы. Ведь он всегда считал себя дворянином, коренным русским, неразделимо связанным с Россией. И вот теперь вдруг он сделался разночинцем, более того – иностранцем и в документах был обязан подписываться: «к сему иностранец Афанасий Фет руку приложил».

Это означало полный переворот в его жизни. Он стал социально отверженным человеком, вырванным из своей среды, уже не мог с твёрдостью рассчитывать на отцовское наследство, в нём не могло быть больше осознания прочности своего места на земле. Это, безусловно, отразилось на всей дальнейшей жизни Афанасия Фета.

Отныне он будет делать всё возможное, чтобы снова стать, как ему и предназначалось по рождению, дворянином и помещиком, вернуть материальную независимость, добиться признанно-почётного положения в обществе.

Всё это наложило отпечаток на характер Фета, он стал человеком замкнутым и практичным, но, к нашему счастью, не в том, что связано с поэтической деятельностью.

Но не бывает худа без добра. Случившееся сделало Фета более собранным и целеустремлённым, он должен был сам создать себя, чтобы крепко стоять на ногах, сбыться как личность, как талант.

Московский университет.

Московский университет стал для Афанасия Фета важным этапом в жизни. Здесь началась его серьёзная поэтическая деятельность, здесь появились друзья-единомышленники, среди них друзья-поэты Аполлон Григорьев и Яков Полонский.

На вступительных экзаменах летом 1838 года Фет отличился, получив на экзамене по римской словесности пять с плюсом (сказалась школа Крюммера). Поступив на юридическое отделение, но не чувствуя к нему призвания Фет перевёлся на отделение словесности. Любимыми предметами были философия искусств, история литературы и история римской литературы.

Серьёзное занятие стихами начинается уже на первом курсе, их он записывает в специальную «жёлтую тетрадь». Через некоторое время Фет решается показать тетрадь Михаилу Петровичу Погодину (известному историку, литератору, журналисту и библиофилу), в доме которого он жил, а тот, недолго думая показал их гостившему у него  Гоголю: «Через неделю я получил от Погодина тетрадку обратно со словами: «Гоголь сказал, что это несомненное дарование».

Так мы видим, что судьба Фета была не только горькой и трагичной, но и счастливой: Пушкин открыл для него радость поэзии, а Гоголь благословил на служение ей.

В это же время Фет сближается с А. Григорьевым и эта близость перерастает в настоящую дружбу. Аполлон очень тонко, по выражению Фета «как эолова арфа» чувствовал стихи друга.

***

Кот поёт, глаза прищуря,
Мальчик дремлет на ковре,
На дворе играет буря,
Ветер свищет на дворе.

«Полно тут тебе валяться,
Спрячь игрушки да вставай!
Подойди ко мне прощаться,
Да и спать себе ступай».

Мальчик встал. А кот глазами
Поводил и все поёт;
В окна снег валит клоками,
Буря свищет у ворот.

1842 г.

Это маленькое стихотворение приводило Аполлона Григорьева в восторг: «Боже мой – какой счастливец этот кот и какой несчастный мальчик!» — восклицал он.

***

Фет переезжает (с одобрения родителей с обеих сторон) на жительство в семью Григорьевых и до окончания университета живёт у них: «Дом Григорьевых был истинной колыбелью моего умственного я». Это было место сборищ талантливой университетской молодёжи, многие из  которых впоследствии стали виднейшими деятелями русской культуры, например, историк Сергей Михайлович Соловьёв, автор «Истории России с древнейших времён».

Умные и талантливые люди вокруг делали жизнь яркой, осмысленной, интеллектуально насыщенной.

В пору пребывания в университете Фет выпустил первый сборник стихов «Лирический пантеон» (1840 г.). Его и критиковали, и хвалили.  Не получив большой славы и дохода от издания его Фет всё же обрёл известность в кругу литераторов, о нём заговорили в журналах. Сам же поэт окончательно уверился что поэзия – его подлинное призвание.

Этот сборник во многом книга ещё ученическая, в ней заметно влияние самых разных поэтов от Байрона до Жуковского. Но это нормально для начинающего поэта, а помимо того в стихах Фета уже была видна незаёмная, благородная простота, отмечалась и музыкальность стиха – качество, которое в высшей степени будет свойственно и зрелому Фету.

Ранее не печатаемого в журналах, после выхода сборника, Фета начинают публиковать в «Москвитянине» и «Отечественных записках».

***

Я пришел к тебе с приветом,

Рассказать, что солнце встало,

Что оно горячим светом

По листам затрепетало;

Рассказать, что лес проснулся,

Весь проснулся, веткой каждой,

Каждой птицей встрепенулся

И весенней полон жаждой;

Рассказать, что с той же страстью,

Как вчера, пришел я снова,

Что душа все так же счастью

И тебе служить готова;

Рассказать, что отовсюду

На меня весельем веет,

Что не знаю сам, что буду

Петь — но только песня зреет.

1843 г.

Это одно из ранних и самых популярных у Фета стихотворений. «Неточность» поэтического слова у Фета, так привычна и знакома нам, что кажется естественной, но так вовсе не казалось его современникам и Фета ругали: «разве можно сказать «уноси моё сердце в звенящую даль» или «долго снились мне вопли рыданий твоих» — разве вопли могут сниться? Но именно стихи Фета, как он сам выражался «в растрёпанном виде», производят на читателя неизгладимое, яркое, живое впечатление, очень отличаются от прочих и узнаваемы именно как фетовские строки.

Казалось бы, всё только наладилось в жизни: пришёл литературный успех, появились некоторые надежды и на материальную независимость. Но тут новые удары судьбы, которые выводят из равновесия и многое меняют. В ноябре 1844 г. умирает мать, к которой Фет испытывал трепетную привязанность, не только любил её, но и много жалел. И тогда же, осенью, умирает дядя, тот самый, который открыл Афанасию Пушкина, Пётр Неофитович. Он был нежно привязан к Афанасию и помогал ему материально во время учёбы. Со смертью дяди загадочным образом исчез и его капитал, частью которого он хотел обеспечить племянника.

Как жить дальше, на что рассчитывать? Литературной деятельностью финансовую самостоятельность не заработать. И решение принято без промедления – поступить на военную службу: «… Я всегда держался убеждения, что нужно разметать путь перед собою, а не за собою, и поэтому в жизни всегда заботило меня будущее, а не прошедшее, которого изменить нельзя».

Военная служба должна помочь вернуть Фету то социальное положение, которое он считал своим, принадлежащим ему по праву. Кроме того военная служба не была противна Фету, в детстве он даже мечтал о ней.

На военной службе. Мария Лазич.

21 апреля 1845 года Фет стал унтер-офицером кирасирского (кавалерийского) Военного Ордена полка. В это время поэтическая деятельность почти сходит на нет: 1844 г. – 10 стихотворений, 1845 – 5. Служба была нелёгкой, проходила на границе Киевской и Херсонской областей, в глуши. да и материальные трудности преследовали Фета.

В августе 1846 года его производят в офицеры – он счастлив! Ведь вместе с офицерством Фет рассчитывал получить и потомственное дворянство, но – увы! Царским указом от 1846 г. право получить дворянство уже имел офицер в чине не ниже майора.

В годы воинской службы помимо тягот и лишений были у Фета и подлинные радости – встречи с приятными и добрыми людьми, обретение новых друзей на всю жизнь. Таковыми стали супруги Бржеские – люди образованные, с живым умом, любившие поэзию.

Бржеским (при получении цветов и нот).

Откуда вдруг в смиренный угол мой

Двоякой роскоши избыток,

Прекрасный дар, нежданный и двойной, —

Цветы и песни дивной свиток?

Мой жадный взор к чертам его приник,

Внемлю живительному звуку,

И узнаю под бархатом гвоздик

Благоухающую руку.

1847г.

С семейством Бржеских связано ещё одно знаковое событие в жизни Фета: в доме их друзей Петковичей он встречает Марию Лазич.

В Марии, не только привлекательной внешне, но и очень культурной, музыкально и литературно образованной девушке, Фет встретил родственную душу. Уже в ранней юности Мария узнала и полюбил стихи Фета: «Ничто не сближает так, как искусство, вообще – поэзия в широком смысле слова. Такое задушевное сближение само по себе поэзия. Люди становятся чутки и понимают то, для полного объяснения чего никаких слов не достаточно».

Но, не смотря на сердечную близость, у Марии был один существенный недостаток — она была так же бедна, как Фет и он не решался связать с ней свою судьбу.

Кончилось всё трагически. Фет убеждал Марию, что нужно расстаться, но порвать свои отношения они никак не могли. Однажды, когда Фет уехал по служебной надобности, то вернувшись, Марии Лазич он уже в живых не застал. Случилось трагическое событие – от случайно опрокинутой лампы (или непотушенной спички) вспыхнуло белое кисейное платье, через несколько мгновений девушка была уже вся в огне и спасти её не удалось, через четыре дня мучений она умерла.

Любил ли Фет Марию так, как любила его она? На этот вопрос нет ответа. Так же как чувства преобладали над разумом в его поэзии, в реальной жизни разум преобладал над чувствами. Но до самых последних дней она будет появляться в его стихах:

***

Шёпот, робкое дыханье,

Трели соловья,

Серебро и колыханье

Сонного ручья.

Свет ночной, ночные тени,

Тени без конца.

Ряд волшебных изменений

Милого лица.

В дымных тучках пурпур розы,

Отблеск янтаря,

И лобзания, и слезы,

И заря, заря!..

(1849 — 1850 гг.)

По мнению литературоведа Д. Благого, это стихотворение было написано в 1849 году и связано с Марией Лазич. Единственное посвященное ей прижизненное стихотворение, оно стало одним из самых знаменитых у Фета.

Петербург. Поездка за границу.

Вся вторая половина 40-х годов была занята у Фета военной службой. В начале 1850-го года выходит второй сборник стихов, который уже имеет успех как у критиков, так и у публики. Продолжается и повышение по службе: поручик, штаб-ротмистр, но, к сожалению, желаемого дворянства оно не даёт.

Важная перемена в жизни происходит в мае 1853 года, Фета переводят в Гвардейский полк, расквартированный вблизи Петербурга, с кипящей в нём литературной жизнью. И Фет входит в круг самого знаменитого и прогрессивного тогда журнала «Современник». Первое литературное знакомство — с издателями «Современника» Н.А. Некрасовым и И.И. Панаевым. Но более всего сближается Фет с И.С. Тургеневым. Тургенев оценил талант Фета и принял участие в его творческой и человеческой судьбе, поспособствовав изданию в «Отечественных записках» фетовских переводов Горация. За них Фет получил немалый гонорар, что было очень кстати, принимая во внимание его стеснённое положение. Тургенев же редактировал и новый сборник оригинальных стихов Фета. Весной 1855 г. Тургенев писал Фету: «… мы предлагаем поручить нам (литераторам «Современника») новое издание ваших стихотворений, которые заслуживают самой ревностной очистки и красивого издания, для того чтобы им лежать на столике всякой прелестной женщины…»

Новый сборник Фета вышел в 1856 году. Он имел большой успех в литературных кругах. Особо подчёркивалась музыкальность фетовского стиха, утраченная многими его современниками.

В год выхода сборника Фет совершает путешествие за границу и по впечатлениям пишет большую статью «Из-за границы. Путевые впечатления». Фет посетил Рим, Неаполь, Геную, Ливорно, Париж и другие известные места и города. Но если говорить кратко, то путешествие не принесло Фету большой радости («Фет в Париже… скучает до исступления», — писалТургенев), во многом от того, что он постоянно чувствовал свою социальную униженность и имущественное неустройство. Будущее представлялось ему в мрачных тонах. Он уже почти дослужился до майора, но новый царь Александр Второй издаёт указ, по которому дворянство – только для полковников. Каждый раз, едва приблизившись к заветной цели, Фет снова отдалялся от неё. Это не могло не печалить, не портить характер, не наводить хандру.

Марья Петровна.

Не имея намерения устроить свою семейную жизнь, Афанасий Афанасьевич говорил своей сестре Наде: «… по состоянию здоровья ожидаю скорее смерти и смотрю на брак как на вещь совершенно для меня недостижимую». Но в этот раз он просчитался. Менее чем через год, он женится на Марии Петровне Боткиной, родной сестре его давнего друга и ценителя, писателя и критика Василия Петровича Боткина, а так же Сергея Петровича Боткина – одного из основоположников научной школы лечения внутренних болезней.

Семья Боткиных была не только большая, но и дружная. Мария Петровна одна из всех оставалась незамужней и это положение казалось ей исключительным. Эта исключительность и сблизила их с Фетом: «…Однажды, когда мы с Марьей Петровной взапуски жаловались на тяжесть нравственного одиночества, мне показалось, что предложение моё прекратить это одиночество не будет отвергнуто

Фет женился не испытывая к Марье Петровне сильного любовного чувства, но по симпатии и по здравом размышлении, а такие браки часто бывают не менее удачными, чем браки по страсти. Фету принадлежит афоризм, который очень нравился Толстому: «У каждого та жена, какая ему нужна».

Татьяна Кузминская, сестра жены Толстого писала о Марье Петровне: «Это была женщина ещё молодая, удивительно милая и симпатичная. Не будучи красивой она была привлекательна своим добродушием и простотой. Казалось, что она всем говорила: «Любите меня, я вас всех люблю».

Мария Петровна была женщиной образованной, хорошей музыкантшей. До конца дней она была мужу помощницей и в хозяйственных и в литературных делах.

М.П. Шеншиной (надпись на книжке):

Ты все стихи переплела

В одну тетрадь не без причины:

Ты при рожденьи их была,

И ты их помнишь именины.

Ты различала с давних пор,

Чем правит муза, чем супруга.

Хвалить стихи свои – позор,

Ещё стыдней – хвалить друг друга.

28 января 1888 г.

После смерти Фета она пережила его немногим более года, занимаясь изданием его сочинений.

Дружба Фета с Тургеневым, Толстым, взаимоотношения с другими писателями-современниками.

Вскоре после женитьбы Фет уходит в отставку (январь 1858 г.) Его литературная деятельность становится ещё интенсивнее. В том же 1958 г. Фету приходит мысль издавать чисто литературный журнал, котором кроме него руководили бы Л. Толстой, Боткин и Тургенев.

Что сближало Фета с Тургеневым? Они были земляками – оба из Орловской губернии, оба любили и тонко чувствовали среднерусскую природу, были страстными охотниками, но не в смысле промысла, а любили лесные и полевые просторы.

Однако больше всего взаимная симпатия определялась общей любовью к литературе. Разные по характеру, по политическим взглядам, они были похожи друг на друга бескорыстной любовью к поэзии, к прекрасному. Они видели и чувствовали друг в друге истинных поэтов.

Переписка их была очень активной и стала для Фета значительным событием биографии, как чуть позднее и в ещё большей степени переписка с Л.Н. Толстым.

Любовь и душевная симпатия всегда соседствуют в их письмах с предельной искренностью, даже в тех случаях, когда мнение пишущего было не слишком приятным для его визави. Как правило, это касалось критики литературных произведений. Самая добрая пора в переписке 50-х – 60-х годов. Но начиная с конца 60-х годов разлад в отношениях становится заметным: они по-разному смотрят на окружающую действительность, а кроме того Фет не принимает всего того, что идёт в искусстве от сознания, от рассудка. В ноябре 1874 года наступает разрыв, но уже в 1978 – примирение, хотя теперь переписка идёт в нарочито спокойном тоне, с обходом всех острых вопросов. Уже после смерти Тургенева Фет скажет о его письмах слова, исполненные благодарности и восторга.

***

За поколением идеологов и общественных деятелей 60-х годов 19 века, а именно  демократов и революционеров, закрепилось имя «шестидесятники». Среди них такие имена, как Чернышевский и Добролюбов, Писарев и Салтыков-Щедрин, Некрасов и Глеб Успенский. Все они – сотрудники журнала «Современник», самое левое его, революционно-демократическое крыло. Если в середине 50-х годов Фет был близок с кругом «Современника», то в  1859 году он порвал с журналом. «Современник» объявляет открытую войну литературе, которую он считает безразличной к интересам дня и к прямым нуждам трудового народа. В том числе и Фету. С критикой Фета выступали и Добролюбов, и Писарев, и Салтыков-Щедрин. Они высмеивали не только его стихи, но и публицистические заметки о деревне. Они утверждали, что не время писать о любви в эпоху великих перемен. Не поэзия Фета была плоха, а время для неё было неподходящее. Об этом очень хорошо сказал Достоевский: «Положим, что мы переносимся в восемнадцатое столетие, именно в день лиссабонского землетрясения. Половина жителей в Лиссабоне погибает; дома разваливаются и проваливаются; имущество гибнет; всякий из оставшихся в живых что-нибудь потерял — или имение, или семью… В Лиссабоне живет в это время какой-нибудь известный португальский поэт. На другой день утром выходит номер лиссабонского «Меркурия»… И вдруг — на самом видном месте листа бросается всем в глаза что-нибудь вроде следующего:

Шепот, робкое дыханье,
Трели соловья,
Серебро и колыханье
Сонного ручья …

Не знаю наверно, как приняли бы свой «Меркурий»  лиссабонцы, но, мне кажется, они тут же казнили бы всенародно, на площади своего знаменитого поэта… Разумеется, казнив своего поэта, они… через тридцать, через пятьдесят лет поставили бы ему на площади памятник за его удивительные стихи вообще, а вместе с тем и за «пурпур розы»  в частности».

Говорили, что именно из-за этого Фет «бросился из литературы в фермерство». Но уже в самом конце 19 века до времени повергнутый и почти забытый Фет был высоко вознесён, как и предрекал Достоевский.

Фет-помещик.

В феврале 1860 года Фет купил поместье Степановка, в том же Мценском уезде Орловской губернии, что и его родные Новосёлки. Здесь он и хозяйствовал в течение 17 лет, лишь изредка, зимой, выезжая в Москву. Хозяином был не просто хорошим – истовым. В первую очередь отделал дом, окружил его хозяйственными постройками. Мария Петровна развела цветники. Вокруг дома устроили аллеи, пруды и колодцы. Занимался Фет хлебопашеством и коневодством.

К сожалению, Фет стал помещиком в те годы, когда это сословие переживало глубокий кризис. Точно так же, как он казался запоздалым лириком, был он и запоздалым помещиком.

Сергей Львович Толстой писал о Фете: «Афанасий Афанасьевич хорошо знал крестьянина, обыкновенного житейского мужика со всеми его достоинствами и недостатками и никогда его не идеализировал».

Хорошее знание мужика и опыт сельской жизни позволили Фету создать ряд публицистических трудов под общим названием «Из деревни», которые были опубликованы в реакционном «Русском вестнике». За эти самые очерки на Фета ещё более ополчились Щедрин, Писарев, В. Зайцев. Демократические публицисты стояли на точке зрения крестьянина, тогда как Фет описывал всё с точки зрения помещика. Однако Толстому и Тургеневу деревенские очерки Фета нравились: «правда, просто и умно рассказанная».

В Степановке Фет не только занимался хозяйством, но и обучал крестьянских ребят грамоте, строил для крестьян больницу, во время недорода и голода помогал крестьянам деньгами и другими средствами.

С 1867 года Фет на протяжении 10 лет исполнял должность мирового судьи (рассматривал мелкие уголовные и гражданские дела). К своим обязанностям относился очень серьёзно, судил «не столько по закону, сколько по здравому смыслу», стараясь не осудить и наказать, а примирить стороны.

За время пребывания в Степановке Фет написал не более трёх лирических стихотворений, но это не значит, что он оставил литературную деятельность. В это время он переводил Горация (с комментариями), знакомя русского читателя с великой литературой Древнего Рима. Продолжал и переводить с немецкого. Вместе со Львом Толстым занимался переводом немецкого философа-идеалиста Шопенгауэра, чья философия была очень близка жизненным взглядам самого Фета. Кроме прочего, Шопенгауэр был ещё и поэтом, мыслившим поэтическими категориями, близким и понятным Афанасию Афанасьевичу.

Дружба с Л. Толстым.

Знакомство с Алексеем Константиновичем Толстым, автором «Князя Серебряного», одним из создателей Козьмы Пруткова, состоялось летом 1864 года. «Считаю себя счастливым, что встретился в жизни с таким нравственно здоровым, широко образованным, рыцарски благородным и женственно нежным человеком», — писал Фет о А.К. Толстом. Но был достаточно холоден к поэзии Толстого, в отличие от последнего, считавшего, что «… Фет – поэт, единственный в своём роде, не имеющий равного себе ни в одной литературе, и он намного выше своего времени, не умеющего его ценить…» Для Фета было даром судьбы обрести такого друга и почитателя, очень утешившего и вдохновившего его своей дружбой в самые тяжёлые для его поэзии годы.

Но ещё большую роль сыграла дружба со Львом Толстым. Можно сказать, что вся духовная жизнь Фета в 60-70-е годы  прошла под знаком Льва Толстого.

Они познакомились в середине 50-х и сразу почувствовали взаимную симпатию. Ничьи стихи не производят на Толстого такого сильного и непосредственного впечатления, как фетовские. Татьяна Львовна писала в воспоминаниях: «Было время, когда папа находил его самым умным изо всех его знакомых и говаривал, что, кроме Фета, у него никого нет, кто так понимал бы его».

***

Как ястребу, который просидел
На жёрдочке суконной зиму в клетке,
Питаяся настрелянною птицей,
Весной охотник голубя несёт
С надломленным крылом — и, оглядев
Живую пищу, старый ловчий щурит
Зрачок прилежный, поджимает перья
И вдруг нежданно, быстро, как стрела,
Вонзается в трепещущую жертву,
Кривым и острым клювом ей взрезает
Мгновенно грудь и, весело раскинув
На воздух перья, с алчностью забытой
Рвёт и глотает трепетное мясо, —
Так бросил мне кавказские ты песни,
В которых бьётся и кипит та кровь,
Что мы зовём поэзией. — Спасибо,
Полакомил ты старого ловца!

октябрь-ноябрь 1875 г.

Конечно, они  не были схожи характерами, но дружба этого и не предполагает. Зато оба они служили на военной службе и в литературу вошли особняком, оба были самобытны и ни на кого не похожи. Кроме того, решение Фета «сесть на землю» и заниматься сельскими трудами, очень сблизило его с Толстым, им было о чём поговорить друг с другом, посоветоваться о делах.

Фет посылал Толстым все написанные им стихи, в конце 60-х и 70-е годы Толстые едва ли не единственные его читатели. Зато какие!

Фет любил не только Льва Николаевича, но и всех его близких, особенно чтил Софью Андреевну. В ней он видел идеал женщины-жены: «… Без неё все вы, не смотря на гений, на отличные сердца, на состояние, пропали бы, как мухи осенью. Да хранит её Бог – эту трудолюбивую пчелу – в её шумливом улье».

Сестре Софьи Андреевны, Татьяне Кузминской, женщине живой, обаятельной, обладавшей прекрасным «вибрирующим контральто с красивым тембром», посвящено одно из лучших лирических произведений Фета – «Сияла ночь…»:

***

Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали
Лучи у наших ног в гостиной без огней.
Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали,
Как и сердца у нас за песнию твоей.

Ты пела до зари, в слезах изнемогая,
Что ты одна — любовь, что нет любви иной,
И так хотелось жить, чтоб, звука не роняя,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой.

И много лет прошло, томительных и скучных,
И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь,
И веет, как тогда, во вздохах этих звучных,
Что ты одна — вся жизнь, что ты одна — любовь.

Что нет обид судьбы и сердца жгучей муки,
А жизни нет конца, и цели нет иной,
Как только веровать в рыдающие звуки,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой!

2 августа 1877г.

Последние годы жизни.

Последние годы жизни Фета были отмечены новым взлётом его творчества. Продав в 1877 году Степановку Фет купил новое имение — Воробьёвку — в Курской губернии, на живописном, высоком берегу реки Тускари. Никогда прежде не было у Фета такой богатой усадьбы и красоты вокруг. «Что за очаровательный уголок эта Воробьёвка. Настоящее жилище для поэта», — сказал об усадьбе П.И. Чайковский.

Фет пишет стихи, занимается переводами Горация, Марциала, Канта, Гёте.

В эти годы случается новое знакомство – с Владимиром Соловьёвым – поэтом, литературным критиком, философом. Он стал Фету хорошим помощником в его трудах, духовно близким и глубоко симпатичным ему человеком.

Но самым большим событием в последний период для Фета стал выход сборников его оригинальных стихов – четыре выпуска вышли при жизни Фета, пятый он лишь готовил, издать не успел. В эти сборники вошли в большинстве своём ранее не издававшиеся стихи, написанные после 1863 года. Одно из них – «Альтер Эго»:

***

Как лилея глядится в нагорный ручей,

Ты стояла над первою песней моей,

И была ли при этом победа, и чья,-

У ручья ль от цветка, у цветка ль от ручья?

Ты душою младенческой всё поняла,

Что мне высказать тайная сила дала,

И хоть жизнь без тебя суждено мне влачить,

Но мы вместе с тобой, нас нельзя разлучить.

Та трава, что вдали, на могиле твоей,

Здесь, на сердце, чем старе оно, тем свежей,

И я знаю, взглянувши на звезды порой,

Что взирали на них мы как боги с тобой.

У любви есть слова, те слова не умрут.

Нас с тобой ожидает особенный суд;

Он сумеет нас сразу в толпе различить,

И мы вместе придём, нас нельзя разлучить!

Январь 1878

А посвящено оно Марии Лазич, той самой, что так трагически погибла во цвете лет, оставив глубокий отпечаток в сердце и непреходящее чувство вины и незавершенности.

Стихотворения Фета, посвящённые определённым людям, написанные под впечатлением от них, душевно близки многим другим. Это свойство – быть живым и внятным для всех – обязательное качество подлинной лирики и лирика Фета в максимальной степени обладает этим качеством.

Надо сказать, что уже в конце жизни к Фету вернулось то, что было так жестоко отобрано в детстве, к чему он стремился всю свою жизнь. Он стал не просто обеспеченным, но богатым человеком. Указом императора Александра II ему вернули дворянское достоинство и фамилию Шеншин, другой император Александр III пожаловал Фету придворное звание  камергера. 50-летний литературный юбилей в 1889 году был отмечен пышно, торжественно и официально. Всему этому старый Фет очень радовался.

Всё это было важно для Фета, но для нас важны другие его вершины – поэтические. Афанасий Фет создал единственные в своём роде стихотворения – на века. Он принёс пользу литературе и обществу своими переводами.

Умер Фет 21 ноября 1892 года, не дожив двух дней до своего 72-летия. Похоронен в родовом имении Шеншиных в Орловской губернии.

Вопрос о ценности писателей прошлого решает время. При жизни мало читаемый и чтимый, Фет сравнивал себя с угасшими звёздами:

Угасшим звёздам.

Долго ль впивать мне мерцание ваше,

Синего неба пытливые очи?

Долго ли чуять, что выше и краше

Вас ничего нет во храмине ночи?

Может быть нет вас под теми огнями:

Давняя вас погасила эпоха, —

Так и по смерти лететь к вам стихами,

К призракам звёзд, буду призраком вздоха!

6 мая 1890 г.

…но угасло много других звёзд, а звезда поэзии Фета горит всё также ярко.

***

При подготовке использованы источники:

1. Бухштаб, Б.Я. А.А. Фет. Очерк жизни и творчества / Б.Я. Бухштаб .- Л.: Наука, 1990 .- 138 с.

2. Маймин, Е.А. Афанасий Афансьевич Фет: Книга для уч-ся / Е.А. Маймин .- М.: Просвещение, 1989 .- 159 с.- (Биография писателя)

3. Фет, А.А. «Был чудный майский день в Москве…»: Стихи. Поэмы. Страницы прозы и воспоминаний. Письма / А.А. Фет.- М.: Московский рабочий, 1989 .- 400 с.- (Московский парнас)

Вероника Каморная.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Прокрутить вверх
WordPress Lessons